"Мне совсем не хочется быть модным"

В Москве по приглашению Международного театрального фестиваля им. А.П. Чехова побывал руководитель Национального балета Испании, выдающийся европейский хореограф Начо Дуато. Его постановки входят в репертуар Австралийского балета, Нидерландского театра танца, Королевского балета Великобритании, Большого балета Канады, Немецкой оперы, Американского театра балета и многих других театральных трупп мира. НАЧО ДУАТО рассказал корреспонденту РБК daily МАЙЕ КРЫЛОВОЙ о планах работы в России и о своем видении современного театра.

- Стало известно, что после ваших переговоров с Чеховским фестивалем вы решили делать балет по Чехову.

- Очень многие театры и фестивали постоянно мне звонят, просят сделать какие-то вещи. Но я говорю "нет". А это предложение мне понравилось. В тот момент, когда ко мне обратились, я читал Достоевского, и мне захотелось вернуться в Россию, где я давно не был, а Чехов для этого отличный способ. Кроме того, возник хороший контакт с организаторами Чеховского фестиваля. Для меня человеческий фактор очень важен.

- Вы хорошо знакомы с творчеством Антона Павловича? Как правило, европейская интеллигенция хорошо знает Чехова-драматурга, но меньше знакома с Чеховым-прозаиком.

- Я читал не только пьесы, но и рассказы Чехова, и мой балет будет на русскую музыку. Предварительная идея будущего спектакля - огромные российские просторы и маленький человек в этой необъятности. Но дело не в самом просторе как таковом, а в чеховском ощущении мира. Я побывал в Мелихове, в доме, где жил Чехов, и поразился многим вещам. Его любовь к природе, его сад и огород, то, как он не разрешал срывать цветы, растущие около дома. Его врачебная деятельность. Даже то, что он называл своих собак медицинскими терминами - Бром, например. И конечно, чеховская степь - нечто необъятное, почти космическое. Я не могу сказать, что я верю в Бога, но когда я вижу природу, мне кажется, что это и есть Бог. По-моему, у Чехова сходное ощущение. Как медик он занимался телом, а как писатель - душой.

- У каждого русского есть свой образ Испании. А какой у вас образ России?

- Первый раз я приехал в Россию в 1981 году. Потом приезжал еще дважды, последний раз - в 1992 году. Но еще до этого мне казалось, что Россия и Испания имеют много общего. Во всяком случае, у нас больше сходства, чем у испанцев и, например, немцев. У нас страстные сердца, мы любим экстремальные вещи, живопись, музыку, танец. Я с детства обожал ваших великих артистов балета - Нуреева, Васильева, Максимову, Плисецкую. Майя до меня руководила Национальным балетом Испании, а ее родственник Азарий Плисецкий был моим балетным педагогом. У меня, мальчика 15 лет, с детства мечтающего танцевать, дома висели постеры с их портретами. Образ русского балета - огромная притягательная сила.

- Откуда такая страсть к танцу? Вы из балетной семьи?

- Нет. И не знаю отчего, но танцем я бредил всю жизнь, сколько себя помню. В Испании тогда не существовало балета, при диктатуре Франко у нас были одни солдаты, и все. Правда, девочек отдавали в балетные школы, но мальчику традиционно путь в балет был заказан. У меня восемь братьев и сестер. К сестрам ходила учительница, сеньорита Лола, обучавшая их музыке и танцам. Я тоже рвался танцевать, но мама меня одергивала: "Это только для девочек". Семья хотела, чтобы я занимался спортом - боксом или дзюдо. Конечно, было фламенко, но мне не нравится фламенко.

- Почему?

- Нет, смотреть мне нравится, но танцевать это я бы не хотел. Фламенко лимитирует, ограничивает возможности тела. Балет - гораздо более емкое искусство. И вообще, чтобы органично танцевать фламенко, надо быть цыганом или андалусцем. А я родился в Валенсии. Я и на испанца совсем не похож. Но дело не только в Испании. Главное для меня - пересечение культур разных стран Средиземного моря. Это и африканские арабы, и евреи, и греки, теперешние и античные, и итальянцы - не только современные, но и древние римляне. Весь регион. Больше, чем испанцем, я чувствую себя средиземноморцем. Это то, что я переживаю в своих балетах.

- Но то, что вы делаете в балете, выражает самую суть испанского характера и испанского чувства. Балет, с которого когда-то началось мое знакомство с вашей хореографией, - это "Огороженный сад" на старинную каталонскую музыку. Спектакль потряс ощущением южного сумрачного жара.

- Мне тогда было 23 года, и я поставил этот балет за неделю. А теперь "Огороженный сад" идет в 50 труппах мира. Насчет сумрачности - правда. В моих спектаклях радость всегда идет рядом со смертью. В средиземноморской культуре за чем-то светлым всегда стоит что-то страшное. И у Баха тоже. Я поставил спектакль "Многогранность" на его музыку, потому что услышал в ней сходное ощущение. Много смешного, радостного - и вдруг страх и темнота.

- Говорят, что балет на музыку Баха вы собираетесь показать в Москве.

- Да, летом 2010 года на Чеховском фестивале. И тогда же состоится российская премьера моего спектакля по Чехову.

- В эпоху торжества постмодернизма и концептуального искусства вы тяготеете к спектаклям-мистериям…

- Мне совсем не хочется быть модным. И мне не нравятся режиссеры, которые насильно тащат меня в мир своей концепции. Моя хореография идет от музыки, а не от холодного размышления. На самом деле мало кто из хореографов по-настоящему слушает музыку, зато они хотят сказать в балете слишком много. Сочиняя балет, нужно сделать простую вещь - слепить в единое целое тело и музыку, как скульптор месит глину. Нужно, чтобы движение находилось внутри звука, тогда все получится. Именно поэтому мне так нравится фольклорная музыка. Когда ты видишь танцевальный фольклор, ты не можешь понять, что было придумано раньше - музыка или танец.

- Большой и Мариинский театры неоднократно приглашали вас на постановку, но вы отказывались. Почему?

- Я руковожу Национальным балетом и не могу покинуть своих танцовщиков, уехать куда-то надолго. Но теперь можно сказать, что мои балетные дети уже немножко выросли, в труппе уже все сделано под меня, и ассистенты плодотворно работают. Значит, у меня появляются новые возможности. Так получилось, что я принял предложение Чеховского фестиваля. Для меня эта работа - как первый шаг, она означает открыть дверь в Россию и впоследствии, возможно, сотрудничать с разными российскими театрами. Я сейчас веду переговоры с Московским музыкальным театром имени Станиславского и Немировича-Данченко. Речь идет о переносе моего небольшого, на 25 минут, балета. Он поставлен на музыку Вилла-Лобоса, называется "Флореста". Это португальское слово, означающее амазонскую сельву.

- Вы предпочитаете ставить в иной, чем чистая классика, лексике танца. Как будет смотреться традиционный для вас "босоногий" балет в русской классической труппе, где балерины привыкли танцевать на пуантах?

- Пуанты? Они их снимут. Вообще-то у меня есть два балета с использованием пуантов. Но когда нога твердо стоит на земле, это другое, это более человечно, как знак почвы, своей земли и своей судьбы.